Одна из самых красивых, глубоких и трагичных историй о любви, которые я вообще когда-то слышал. Высказывайте свое мнение, господа.

Снова они встретились в садах Медичи три года спустя. Он шел по саду, поток его мыслей напоминал дорожку из песка и белого гравия. А она сидела на каменной скамье и держала в руке книгу с загнутыми страницами. Над ее головой покачивалась зонтичная сосна.
Они не должны были бы встретиться вновь. Чтобы спасти их внутреннюю жизнь, аллее было бы достаточно свернуть чуть в сторону, а вокруг скамьи - вырасти непроходимой изгороди. Но в этот ранний час сады были почти пусты, и сумасшедший архитектор, царивший здесь, пока не включал свои механизмы. Лужайки и поросшие мхом аллеи еще не перестроились в ожидании возможного посетителя. Заря стерла память у статуй и фонтанов. Каждая травинка сохраняла свой вчерашний вид или робко пустилась в рост... Казалось, сады были отданы на волю случая.
Итак, их пути пересеклись. Услышав его шаги, она вздрогнула и вскинула голову. Он остановился, удивленный. Они внимательно посмотрели друг на друга. Он узнал ее, она - нет. Когда он сел рядом с ней на скамью, она безвольно пожала плечами и положила открытую книгу на колени. Его первое слово обескуражило ее:
- Привет.
Она снова всмотрелась в него: обычные карие глаза, правильные черты лица, чуть неуверенная улыбка. Нет, не вспомнить. Она с опаской коснулась границ своей памяти, пытаясь нащупать спасительные вехи. Быть может, к ней подсел один из случайных любовников, из тех, с кем она была близка три года назад, в те черные дни. Однако инстинкт подсказывал ей, что дело обстоит иначе. Она отрицательно качнула головой.
- Я вас не знаю.
- Ты не помнишь меня? - В голосе слышалось удивление, улыбка исчезла.- Ты действительно не помнишь меня...
Имя, которое он произнес, принадлежало ей.
Книга соскользнула с колен и упала на землю. Он наклонился, поднял ее и протянул, не осмеливаясь положить обратно на колени. Она взяла книгу и резко захлопнула ее.
- Спасибо.
По их общему желанию занавес ветвей отделил скамью от сада, а аллея неторопливо укрылась ковром мертвых листьев. Сад медленно пробуждался и готовился к приему многочисленных, жаждущих одиночества людей - их следовало отделить друг от друга с помощью незначительных перестроений, чтобы каждому казалось, что окружающее пространство принадлежит только ему. Не осознавая, что под землей кипит жизнь, меняющая все вокруг, они несколько минут молчали. Наконец он нарушил тишину:
- Я понимаю, ты не желаешь говорить со мной. Я ухожу. Но не утверждай, что забыла меня, у тебя нет на это права.
Он сделал вид, что привстает. Она удержала его за рукав.
- Подождите. Подожди. - Она закусила губу и побомотала:- Если я тебя знала, то не помню об этом. У меня не вся память. Я продала часть ее три года назад.
Она откинула со лба прядь волос. У корней волос тянулся ровный шрам - здесь поработали торговцы памятью. Он уже видел такие швы, похожие на расписку за вскрытие черепа. Он понял и встал. Она не стала удерживать его. Опавшие листья сгнили под его ботинками. Он как сомнамбула удалился по аллее, усыпанной мертвыми ветками.
Они никогда не должны были бы встретиться, но сады по непредсказуемому капризу запомнили в своих растительных клетках обстоятельства этой встречи и проиграли их по своему желанию... Несколько дней спустя он снова сел рядом с ней, но она опять не узнала его.
Она перечитывала все ту же книгу. Закладка переместилась всего на несколько страниц, и ее взгляд то и дело возвращался к предыдущим параграфам, уже исчезнувшим из ее памяти. Клетки, утерявшие львиную долю воспоминаний, не могли приобрести новых. Фактам и ощущениям не за что было зацепиться.
Сцена повторилась, но с некоторыми отклонениями. Он знал наизусть свои реплики, она же сочиняла их на ходу. Он играл фальшиво, но она не чувствовала фальши.
- Вы знаете... - тихо начал он.
- Тебе известно мое имя. Но я не помню о тебе.
- Все верно. Я утонул... с твоими воспоминаниями.
Она слегка покраснела.
- Я это сделала... из-за тебя?
- Быть может. Вероятно.
Они помолчали. Она открыла книгу и прогнала муху, которая хотела спрятаться в складках ее юбки. Он с нежностью наблюдал за ней. После их расставания он мечтал о невообразимой встрече с идеальной подругой, чья память не сохранила зла. Его желание исполнилось - она забыла обстоятельства разрыва. Ничто не должно было помешать их новой близости. Он осмелел настолько, что накрыл ладонью ее руку. Она закрыла книгу и ушла, оставив его в одиночестве.
Ночью он спал плохо и отправился на работу окружным путем, чтобы случайно не пройти через сады. Но через неделю гравийная аллея неумолимо привела его к каменной скамье и к ней. Он неуклюже извинился и по удивленному взгляду догадался, что она не помнит о предыдущей встрече. Его беспокойство сменила робкая улыбка. Два часа спустя они вновь познакомились.
Он начал встречаться с ней каждый вечер, в надежде связать нити, оборванные торговцев памятью. Мгновения, проводимые вдали от него, распускали ткань их общих воспоминаний. И он терпеливо восстанавливал ее при следующей встрече, часто начиная узор с самого начала. Он стал сильным в этой игре и научился несколькими фразами восстанавливал ее при следующей встрече, часто начиная узор с самого начала. Он стал сильным в этой игре и научился несколькими фразами воссоздавать ту интимную обстановку, без которой продолжение разговора не имело смысла. Но ее память хранила воспоминания всего несколько дней......
Чтобы выяснить, какой объем информации она забыла с предыдущего раза, он проверял роман, который она читала с завидным упорством. Если закладка была на прежнем месте, он знал, что его слова канули в пустоту. Иногда она продвигалась на несколько страниц и могла вспомнить его имя и лицо. В эти дни она встречала его неловкой улыбкой и не считала странным, что он садится рядом. Но проходило несколько дней, и закладка перекочевывала в начало главы. Она читала книгу заново, заставляя и его возвращаться в начало.
Горечь этих мгновений скрашивалась тихой нежностью минут, которые она проводили в беседе... Иногда он начинал сомневаться в правильности своих временных вех. В эти моменты он покидал ее, не прощаясь, или обращал в бегство ее, пытаясь перескочить через несколько этапов и сообщить ей наконец главное.....
Кончилось тем, что он стал приходить все раньше и раньше. Едва окончив работу, он спешил в сады и торопливо шагал по прямой аллее. Бассейны приветствовали его струями фонтанов, а статуи ради него меняли позы. Он садился на скамью, и она закрывала книгу ставшим почти привычным движением.
По случаю праздника он провел с ней целый день. Воспоминания прошедшего дня еще теснились в ее голове, она радостью встретила его и подвинулась, освобождая место на скамье. Книги в руках ее не было. Быть может, она забыла ее взять. Он предпочел увидеть в этом благоприятное знамение.
Утро пролетело как сон, в беседе, где главная роль отводилась прошлому. Ему хватило времени рассказать обо всем: об их связи, о расставании, о долгих периодах нежности между ссорами - их жизнь напоминала прогулку по морскому пляжу, где полосы шелковистого песка чередовались с острыми скалами. Она не знала, верить ему или нет, но каждое слово звучало в ушах напоминанием о забытой мелодии. История была слишком красива - ей следовало быть правдивой.
В полдень он предложил ей перекусить и достал из сумки салат, вареный окорок, хлеб и оливки. Они расстелили покрывало у подножия зонтичной сосны, а бутылку с вином поставили охладиться в каменную раковину с водой.
После еды они остались лежать на земле, и он заговорил о Венеции. Венеция приукрашенной, очищенной от скверны, сияющей яркими красками воспоминаний, невольно менял обстоятельства их совместной жизни по прихоти окружавших их садов.
- Мы познакомились во время карнавала. Ты знаешь, что по этому случаю город поднимают из-под вод и на время возвращают ему его былое величие. Временные плотины отделяют внутреннюю лагуну от моря. Ненасытные глотки насосов откачивают илистую воду, открывая доступ к поглощенным дворцам и срывая мессу, которую служат осьминоги в зеленоватых глубинах собора.
Вспомни. Мы жили на борту гондол-гостиниц длиной в несколько сотен метров, приводимых в движение древними механическими гондольерами. Они орудовали плоскими веслами размерами со створ ворот. Мы медленно пересекали лагуну, нас баюкали песни, которые доносились из их грудных динамиков, и шорох вязкой от ила воды.
Как было легко влюбиться на борту этих кораблей! Одеяния были сшиты так, чтобы с легкостью спадать с наших тел, маски едва скрывали обоюдное желание быть узнанными. Мы старались укрыть наши тела в искусительном футляре, который так легко открыть... Однако мы познакомились в самом городе. Ты помнишь?
Но она отрицательно покачала головой, радуясь, что впервые услышала их историю.
Я шел в темной сутане и с косой в руке по площади Святого Марка, усыпанной мертвыми рыбами. Танцующие фарандолу скучающие арлекины бросали горсти зерен голубям. Я в наряде Курносой рассек толпу и погрозил ей серпом. Люди рассмеялись и забросали меня зерном. Мне вдруг показалось, что эта вырванная из вод Венеция задыхается на свежем воздухе, как эти агонизирующие рыбы... Я побежал в сторону Риальти ни разу не обернулся.
Ты бежала за мной, приподняв полы своего пунцового платья, и кричала вдогонку:
- Кто ты?
- Я? Я Смерть!
- Ты расхохоталась, и мы долго плутали по усыпанным водорослями улочкам, держа друг друга за талию.
На берегу Большого Канала рабочие соскребали остатки ила с древнего дворца. Там, где вода нанесла непоправимый ущерб, они клеили громадные фотографии, которые медленно разъест плесень, но пока сверкающие нереальными красками. Иссеченные трещинами дворцы смотрелись в черное зеркало вод.
Тогда ты рассказала мне об одном венецианском художнике, который провел часть жизни, фотографируя свой город, высасывая из него жизненные соки и навсегда замуровывая их в своей камере-обскуре. И утверждала, что только вода станет тем проявителем, который вернет Венеции подлинную красу.
Мы бродили не останавливаясь, и я вслушивался в твой голос. Ты много говорила тогда, а я, быть может, умел слушать лучше, чем сейчас. Тебе снились сказочные кошмары про Венецию, и ты пересказывала их мне. Понижая голос и бросая испуганные взгляды на статуи Дев, настороженно глядящих из ниш в стенах. Ты говорила, что однажды Венеция полностью растворится в море, оставив после себя черный грубый скелет. И тогда люди сломают плотины и позволят течениям создать в глубинах новый город, который никому не суждено увидеть.
Мы вернулись в наш плавучий отель лишь на следующий день. Часовня Гетто Нуово с ее выцветшими фресками приютила нас. Твоя слишком светлая кожа сверкала на фоне пурпурных одежд, в спешке сброшенных в алтаре.
Надеюсь, я не шокирую тебя? Все это хранится в моей памяти, и я говорю об этом с тем же темпераментом, что был тогда в нас. Я вижу, ты краснеешь, что раньше было не так уж часто. Почему тебя задевает то, о чем ты не помнишь? А если я лгу?
Полулежа, опираясь на локоть, она улыбалась, устремив взгляд в пустоту. Порыв ветра поднял ее платье, на мгновение открыв бедра. Он смутился. Их руки на мгновение соприкоснулись, потом она медленно отвела свою руку в сторону.
- Не сейчас. Расскажи мне еще о Венеции.
Несколько дней мы осматривали заброшенные дворцы, плавая на плоту, похищенном у стражей города. Я вонзал весло в мутную воду, и разбегающиеся волны ударялись о толстые стены зданий.
Тогда я еще не знал твоего имени. Я узнал его позже, когда кончился карнавал. Наши одеяния к тому времени превратились в лохмотья, и последняя фарандола походила на танец мертвецов, среди которых иногда сверкали костюмы арлекинов, не покидавших гондол.
Наш отель поднял якорь последним. Мы стояли на палубе, заполненной промокшими Пьеро, и смотрели, как город вновь уходит под воду. Небо стало фиолетовым. Венеция, казалось, погружалась во влажный футляр, который смыкался над ней, как устрица над своей жемчужиной.
Ты показала мне одинокий огонь, сверкавший в окнах Палаццо Кавалли. Один из бывших нотаблей города, по-видимому, решил уйти под воду вместе с городом, как капитан терпящего бедствие судна. Механический гондольер повернул свое бесстрастное лицо в сторону огонька, снял канотье, а затем опять склонился к тверди Лидо.
В поезде, уносившем нас в Рим, мы содрали с себя последние лохмотья празднества и вновь натянули форму повседневной скукоты. Оказалось, что ты почти целомудренна, и в затворничестве живешь в мансарде. Контраст между холодной записью в твоем удостоверении личности и образом, который я расшифровал во время скитаний по твоей плоти и по Венеции, заставил меня искать встречи с тобой. Через несколько недель мы уже жили вместе, и конец нашей истории был предопределен...
Она оценила его молчание после последних слов и кивком поблагодарила за то, что он сохранил в тайне обстоятельства их разрыва.
Он наклонился и поцеловал ее в уголок губ, пробудив от мечтаний. Она повернулась к нему, удивившись, что так близко видит лицо вчера, еще совершенно незнакомое ей. Она больше не была одинокой на узеньком пляже, тянущемся из прошлого в недалекое будущее, которое могла предугадать. Она испугалась. Повернула голову, и второй поцелуй скользнул по щеке и затерялся в волосах.
- Нет, прошу тебя. Я не хочу.
Сады бурлили вокруг них океаном взбесившихся трав. Они плыли по ним, вцепившись в покрывало, как в спасительный плот.
- Но почему?
- Я не люблю тебя. Нет, не прерывай меня, выслушай. Я не люблю тебя, потому что не могу любить никого. Для этого надо время, а ты знаешь, что бы ни случилось, завтра я все забуду.
Он провел пальцами по ее шее.
- Я не дам тебе забыть обо мне.
До вечерней зари он поцелуями выводил ее имя на безгрешной коже вновь обретенной любви, а вилла Медичи готовила новую метаморфозу.
Наутро он бежал по аллеям, чтобы встретить ее, но скамья была пуста. Он тщетно ждал ее до ночи, приходил сюда и в последующие дни.
Через неделю, в понедельник, он с облегчением увидел ее сидящей на скамье. Она глядела на него своими светлыми глазами, в которых отражалось только вежливое безразличие, и приготовленные им слова умрели у него на устах. Он уселся рядом и молча стал наблюдать, как она прилежно перечитывала первые страницы своей бесконечной книги.
Когда он решился заговорить, уже наступал вечер. Однако он успел узнать, почему она отсутствовала, - ее ответ вызвал у него горькую усмешку. Она простудилась в обстоятельствах, о которых не помнит, и провалялась в постели до полного выздоровления.
Не в силах сдержать своего разочарования, он ушел первым. Она осталась сидеть на скамье, чтобы воспользоваться последними прекрасными осенними деньками после долгого затворничества. Она подумала об ушедшем мужчине, сожалея, что они не успели поболтать. Он был привлекателен, хотя выглядел несчастным и к тому походил на одного из героев романа.
Ему понадобилось целых три дня, чтобы убедить ее в том, что она забыла о проведенном вместе дне. У него всегда была возможность заново завязать знакомство с ней, как и в прошлом, но этого ему было мало. Их история могла продолжаться бесконечно и походила на игру течений, поглотивших Венецию.
В отчаянии он решил возбудить в ней ненависть к себе и преследовал ее, превращаясь в эксгибициониста, ходившего голым в распахнутом пальто. Но на следующий день она с улыбкой встречала его, словно ничего не случилось. В тот день он понял, что завершение их истории не будет, если она не обретет свою память полностью, а следовательно, и сможет вспомнить.
Он снял со своего банковского счета все деньги и одолжился у друзей и знакомых. На это потребовалась неделя. Он тут же связался с Лигой торговцев памятью и утром оказался у входа в их особняк, чтобы выкупить прошлое своей подруги.
Когда он вышел на улицу, по его щекам текли слезы. Драгоценные воспоминания были куплены через неделю после их продажи - это произошло три года назад. Они бесследно растаяли в голове купившего. Слишком много воды утекло с тех пор, и помочь ему никто не мог.
Он вернулся в сады две недели спустя. За это время он стучался во все двери, прося помощи, но в ответ слышал одни и те же слова. Он ничего не мог сделать - память его подруги была утеряна навсегда. Он вернул занятые деньги и уехал из города, чтобы подумать о дальнейших действиях, а по возвращении с раннего утра отправился в имение Медичи.
Мелкий дождик оживил зелень газонов и последние цветы с осыпавшимися на землю лепестками. Он поднял воротник плаща, чтобы защититься от ветра, и обозвал себя безумцем. Осень кончилась - она больше не вернется. Было слишком холодно, чтоюы в неподвижности сидеть на скамье на открытом воздухе. И он на миг ощутил растерянность, заметив ее на поперечной аллее. Он остановился и сделал вид, что выводит свои инициалы на коре дерева, чтобы она успела усесться и вынуть книгу. Потом сел рядом и заново проиграл их первую встречу.
Терпеливо, по нескольку раз повторяя нужные фразы, он рассказал ей все. Она слушала с растущим удивлением этого незнакомца, который так много рассказывал о ней и неизвестно почему волновал ее.
Она равнодушно приняла весть об окончательном исчезновении ее воспоминаний.
- Ты знаешь, это не было бы настоящим решением. Я бы разом вернулась на три года назад, и ты бы потерял бы меня. Теперь мы можем жить вместе и начинать все сначала каждое утро...
- Я думал об этом, но так дело не пойдет. Я не могу жить в твоем ритме. У тебя больше нет прошлого, почти нет будущего, ты узница крохотного островка, к которому никто никогда не пристанет. Я же плыву по течению, я помню о прошлом, я вспоминаю о будущем, я строю планы и потихоньку отдаляюсь от тебя. Мы не можем вместе стареть, поскольку ты забыла, что такое стареть. А у меня нет сил каждое утро рассказывать тебе об этом.
Она помолчала и прижалась к нему.
- Я принял решение. Я тоже продам часть своих воспоминаний и затем приду к тебе...
Не дав ей времени, чтобы опомниться, он взял из ее рук книгу и открыл ее. ОН назначил ей свидание, сделав надписи на шмуцтитуле, на пустых страницах и в начале каждой главы. Он исписал закладку сумасшедшими фразами, а поля - обещаниями. Она помогала найти ему нужные слова и писала сама себе письмо об идеальной любви. Когда свободного места не осталось, он наклонился к ней и прошептал:
- Теперь посмотри на меня, всмотрись внимательно. Запомни мои черты. Тем хуже, если ты забудешь их, но может сохранится хоть какой след, и ты вспомнишь обо мне.
Зонтичная сосна раскинула над ними свою крону, и они до вечера просидели, прижавшись друг к другу, как два потерпевших крушение существа.
Ранним утром следующего дня он явился к торговцам памятью и дождался открытия конторы. Ему не составило труда продать свою историю и он даже позволили себе поторговаться с удививщей его самого отчаянной яростью. Перед тем, как поставить свою подпись, он несколько раз перечитал контракт, но не смог запомнить ни одного слова.
Через полтора часа он вышел из здания - его мозг с осторожностью обследовал края кратера в памяти. Точно так же, выйдя от дантиста, вы ощупываете языком место вырванного зуба. Теперь его мысли то и дело проносились над бездной отсутствующих воспоминаний. Он долго в растерянности стоял на тротуаре, не зная куда идти. Прохожие бросали на него жалостливые взгляды, но никто не помого ему.
Из кармана торчал конверт. Он вскрыл его, нашел чек на очень крупную сумму - подпись на нем почти точно повторяла очертание шрама на виске. Он сунул его в бумажник и машинально побрел в сторону садов Медичи.
Послушные аллеи привели его к скамье, и деревья махали своими голыми ветвями, радуясь его возвращению. Он шел в полной тишине: шум шагов отдавался в пустом мозгу, как эхо.
Какая-то незнакомка захлопнула книгу при его приближении и нерешительно качнулась к нему, но, встретив его взгляд, она опустила глаза, боясь, что обозналась. Он пошел дальше, даже не обернувшись, и вышел из сада. Сады с сожалением навсегда стерли его из своей памяти.
Девушка вновь опустила глаза на страницы романа, заполненного рукописными фразами, - ее беспокоило, что она прозевала какое-то важное свидание, о котором ничего не помнила. Она машинально подвинулась, освобождая место на скамье, и выпрямилась. Кто-то все-таки должен прийти...

Отредактировано DemetroZ (2007-01-13 18:56:59)